15 декабря 1987
Дорогой Дневник!
Извини, что так долго не писала, но я была очень занята все это время! Столько
накопилось всего, о чем ты не знаешь!
Во первых, я решила договориться с Хорнами насчет Джонни. Когда я была у них
последний раз, то не могла не обратить внимания на то, что мальчик какой то
совершенно потерянный, никто за ним не присматривает, не занимается с ним. Одним
словом, грустная картина. Я предложила им быть воспитателем их сына: буду
приходить трижды в неделю, оставаться на час полтора - вместе с ним читать,
разговаривать и тому подобное. За это я хотела бы небольшое еженедельное
вознаграждение. Они с радостью согласились и положили мне 50 долларов в неделю,
то есть 200 в месяц.
Эти деньги здорово меня выручают в смысле коки, но дело даже не в этом. Так
приятно быть рядом с Джонни, который любит меня, несмотря на то, чем я занята,
когда нахожусь вдали от нега Он не стремится причинить мне боль, дразнить,
издеваться или спать со мной, не говоря уже о том, чтобы привязывать меня
веревками, истязать или делать миллионы других гадостей, до которых, мне
кажется, так падки все остальные… Они только и знают, что постоянно меня
трогают, постоянно что то от меня требуют - и чем дальше, тем хотят все больше и
больше.
А Джонни хочет только одного: чтобы я ему читала вслух. «Спящая красавица» - его
любимая книга. Положит голову мне на колени - и слушает, устремив на меня свой
доверчивый взгляд. То и дело мы прерываем чтение, чтобы получше рассмотреть
иллюстрации. Иногда мне приходится разъяснять ему смысл рисунков, как и
некоторых мест в самой книжке, чтобы быть полностью уверенной, что Джонни их
правильно понял. Часто у него такое выражение, что кажется, будто он совсем сбит
с толку и боится, что никогда ничего не сможет уразуметь. Всякий раз я тут же
останавливаюсь и начинаю свои объяснения с самого начала.
Днем мы нередко выходим с ним на газон перед домом: здесь он стреляет из лука по
резиновым бизонам на противоположном конце двора, служащим ему отличной мишенью.
Каждый раз при попадании его лицо расцветает такой дивной улыбкой! Это его кайф…
Вообрази себе всю эту странную сцену: Джонни на лужайке, в своих индейских
мокасинах, а трава такая ослепительно зеленая; лук туго натянут, стрела
подрагивает, перед тем как вылететь. Несколько минут он стоит так, застыв на
месте, с головой, откинутой назад, с блуждающей по лицу улыбкой. Но вот он
пускает стрелу, и она летит как то удивительно медленно. Джонни безвольно
опускает руки, потом приподнимается на цыпочки - и ждет… Мишень поражена. Он
начинает прыгать как сумасшедший. Затем поворачивает ко мне свое возбужденное
лицо с этой его улыбкой.
- Индейцы! - восклицает он.
Я поздравляю его с удачным выстрелом и прошу сделать еще несколько таких же. Он
с радостью соглашается. Не раз во время наших занятий приходится мне
пользоваться своими спасительными «полосками», уединяясь для этого в ванную… И
как же часто испытываю я эту потребность.
Ужасно, когда я теряю с ним терпение. Правда, это случилось всего однажды, и
чувствовала я тогда себя отвратительно, пока не убедилась, что Джонни либо забыл
о происшествии, либо простил меня.
Не буду говорить подробно, потому что вела я себя в тот раз отвратительно.
Короче, я повела себя по отношению к нему, точь в точь как ведет себя БОБ по
отношению ко мне. Это было так жестоко. Большего отвращения к себе я никогда не
испытывала. Конечно, я тут же постаралась ему все объяснить и вопросить
прощения. Мне хотелось, чтобы он понял, что я действительно сознаю свою вину и
больше никогда так не сделаю.
Я пошла и наскребла все, что было у меня в сумочке, включая пару пузырьков, -
достаточно, чтобы получить кайф. Теперь я могла думать. Трудно только тогда,
когда порошка нет совсем. Вот почему мы видимся в последнее время с Бобби так
часто и наши встречи столь невинны. Но ты ведь об этом ничего не знаешь? Но об
этом чуть позже.
Сейчас мне надо отвинтить набалдашники на спинке кровати… и успеть нюхнуть пару
«полосок», пока мама не пришла, чтобы сказать, какие домашние дела меня ждут, -
посуда, мусор и прочее. Черт додери! Просто не верится, как меняется моя жизнь,
стоит только мне выйти за порог этого дома.
Обещаю вернуться как можно быстрее.
Лора.
16 декабря 1987
Дорогой Дневник!
Извини, что прошел уже целый день, но мама решила провести со мной беседу на
кухне, пока я мыла посуду, и она продолжалась ровно четыре часа. Тем временем
вернулся с работы папа и подключился к беседе - и еще сорок пять минут долой.
Еще хорошо, что сегодня он пошел рано спать.
Мне кажется, Бенжамин заставляет его слишком много работать над новым проектом,
которым они там заняты. И если мама или я спрашиваем, как идут дела на работе,
папа только закатывает глаза.
Порой я думаю, что мы с моей мамой могли бы стать отличными друзьями. Такие
мысли приходят мне в голову, когда я смотрю ей в глаза. Интересно, испытывала ли
в свое время мама те же чувства, какие испытываю я? Сдается, что некоторые из
моих переживаний она вполне могла бы понять, но она происходит из семьи и
принадлежит к поколению, у которых не было принято говорить о вещах, вызывающих
чувство неловкости.
Может быть, именно такое чувство вызывает у нее БОБ. Может быть, и папа знает
БОБа, но мама не позволяет нам говорить о нем, потому что это всех так… убивает…
не знаю.
Но все равно, мне кажется, у нас был с ней хороший разговор, потому что,
отправившись к себе наверх спать, она казалась очень счастливой. После ее ухода
я еще некоторое время оставалась внизу, затем вышла во двор и внимательно
изучила ту часть стены дома, по которой БОБ обычно взбирается, чтобы заглянуть
ко мне в окна Просто поразительно, как это он умудрился не разбиться или уж, по
крайней мере, ни разу не сорваться.
Каждый раз, когда я ночью спускаюсь из окна, мне всегда помогают. Как бы сделать
так, чтобы он сорвался? Бесполезно, он все равно заберется. К тому же по этой
стене ко мне забирается и Бобби Бриггс, доставляя через окно очередную порцию
коки… чтобы мы могли сразу же
взбодриться, пока родители или спят, или еще не возвратились домой.
К этому то я и обещала тебе вернуться. Речь как раз вдет о Бобби Бриггсе. Мы
видимся с ним теперь так, как обычно видятся приличные мальчики с девочками в
средней школе. Странно как то. С Донной я встречаюсь чаще, теперь она все время
с Майком. Она, похоже, счастлива, но эти двое напоминают мне парочку,
рекламирующую по телеку жвачку. Что то вроде «счастья и честолюбивых
устремлений» или этой чепухи насчет «умственного и физического развития… тра та
та».
На прошлой неделе мне понадобилось содержимое всей капсулы коки, когда после
кино мы пошли с ними в ближайшую закусочную съесть по гамбургеру. Бобби и я к
нему даже не прикоснулись: он наелся в кино всякой ерунды, а я была под кайфом и
на еду мне даже глядеть не хотелось. Донна нажралась до неприличия, и я знала,
что утром она об этом пожалеет - по лицу пойдут прыщи, и платье не налезет.
Ручаюсь, она прибавит фунтов пять. Майк просто свинья. Он кидал жареный
картофель и гамбургеры в рот, как будто их не надо было жевать. Клянусь!
Еще мне не нравится, как он смотрит на Донну. Я беспокоюсь, потому что он,
кажется, ужасное дерьмо… строит из себя какого то супермена в этом своем
блейзере, который он никогда не снимает. А мне плевать на него. Донна умная, и
сама разберется. Невероятно, что доктор Хэйворд ничего ей не говорил.
Почему же мы с Бобби перешли на такие отношения? Почему мы только ходим по кино,
закусочным, сидим на балконе и любуемся открывающимся видом, или же я занимаюсь
уроками у него дома? Почему мы только обнимаемся и целуемся или ездим в машине
его отца на Жемчужные озера? Все дело в том, что, в конце концов, он согласился
стать дилером у Лео и продавать кокаин. Для меня. Я сама его об этом просила и
долго этого ждала, но он хотел от меня обещания, что я снова буду его девочкой.
И я так себя и веду. Тогда, когда мне этого хочется, или тогда, когда я сижу без
коки. Мне нравится Бобби на самом деле, но он никогда не был в состоянии понять,
что со мною иногда делается.
Вся причина, по которой меня так тянет на эти оргии у Лео, причина, по которой я
позволяю ему привязывать меня и даже иногда бить, заключается, кроме странного
наслаждения, испытываемого мною, в том, что я чувствую:
вот тот мир тьмы, которому я принадлежу. Я принадлежу этим гнусным мужикам, в
глубине души такими же плаксами, какими они были в детстве. Я подтруниваю над
ними - и вот уже они называют меня мамочкой, прячут голову мне в колени,
выплакивая мне свою боль… После этого я диктую им, что они должны теперь делать.
Им нравится такая игра. И я часть всего этого. Должно быть это именно так, иначе
я ни за что не смогла бы так им нравиться.
Я сама говорю им, что они со мной должны делать. Приказываю им. И тогда они
исполняют мои приказы, и я испытываю удовольствие, видя, как они вовсю
стараются. Тут я начинаю словами передавать то, что я чувствую. Я говорю им,
какие они замечательные, «настоящие, настоящие парни. Такие замечательные
парни». Их «мамочка» просто счастлива. Они это прямо обожают. Потому что каждый
из них - ребенок и мужчина в одном лице.
Они все, а это друзья Лео и Жака (о нем я еще должна тебе рассказать!), очень
милы со мной. Если бы мне когда нибудь понадобилась помощь, то они бы, я верю,
обязательно откликнулись. Впрочем, не знаю. Я уже раньше ошибалась.
Итак, Бобби продает коку в городе, а Лео занят этой торговлей через границу с
Канадой. Мне всегда перепадает от него, по крайней мере, одна порция героина
бесплатно, а каждый раз, когда мы с Лео видимся, он наполняет мне капсулу или
пузырек, если он у меня под рукой, « снежком».
Бобби зарабатывает приличные деньги, и все счастливы. Это ведь и есть подлинный
смысл жизни, так ведь? Единственное, что меня бесит, это вот что. Пару дней
назад, когда мы с Бобби пошли взять деньги из моего
абонентского ящика (не могу же я прятать тысячи долларов в ножке кровати!), он
вдруг сказал, что Майк собирается вскоре начать помогать ему продавать коку.
Я устроила Бобби истерику и сказала, что если он возьмет его, я никогда больше
не буду с ним разговаривать. Майк скажет Донне Донна - своему отцу. Я это знаю.
И не смогу пережить. Доктор Хэйворд разочаруется во мне… это меня наверняка
убьет.
Бобби сказал, что это еще не окончательно. Но я потребовала от него обещание не
брать Майка, и он мне его дал.
После этого мы отправились к дереву возле дома Лео, где спрятан старый
футбольный мяч. Он ненадутый, и в него удобно класть деньги и наркотики. Лео
открыто смеется над Бобби за то, какие странные места для своих тайников он
выбирает. «Футбольный кумир» - вот как он его зовет. Но Бобби и на самом деле
футбольный кумир. По крайней мере, все в школе убеждены в этом.
Жак говорит, что тоже играл в свое время в футбол, пока не обнаружил, что совсем
не обязательно целый день гонять по полю и врезаться головой в толпу здоровых
лбов для того, чтобы делать хорошие деньги. Жак живет в самом лесу в небольшом
деревянном домике вместе со своей говорящей птицей Уолдо. Кстати, Уолдо научился
четко выговаривать мое имя. Жак - его фамилия Рено - вроде бы работает в казино,
по ту сторону границы с Канадой. Он такой большой, толстый, но иногда здорово
меня заводит. Вообще то он как раз относится к тому типу, о котором я писала:
наполовину младенец и наполовину мужчина. Правда, о женском теле ему известно
даже больше, чем Лео.
Как то ночью я был у Жака в его лесном домике. Мы тогда оба с ним приняли
хорошую дозу и стали играть друг с другом в разные поразительные сексуальные
игры. Помню, дошло до того, что стоило ему только произнести:
«Покажи ка мне, девочка… покажи», как тут же голова у меня шла кругом!
Уолдо повторял почти все, что мы говорили друг другу всю ночь и рано утром.
Возвращаясь от Жака домой, я всю дорогу явственно слышала, как Уолдо без устали
повторяет:
- Покажи ка мне… Покажи ка… Маленькая девочка Маленькая девочка…
В то утро я, наконец, поняла: все оргии в лесу с участием Лео происходили перед
домиком Жака. Я узнала стул, на который меня сажали!.. На минутку я опустилась
на него - сомнений не была. Это он.
Скоро я продолжу свои записи. На сегодняшнюю ночь у меня есть кой какие планы.
Л.
Декабрь 21. 1987
Дорогой Дневник!
Вот уже и Рождество подошло. Начинаю подыскивать себе новую работу - что нибудь
поприличнее, чтобы два раза в месяц можно было получать на руки… настоящие
деньги. Мама все больше беспокоится, как мало я в последнее время ем. А мне так
это очень нравится. Клянусь, раньше собственное тело было мне противно. Зато
сейчас у меня нет этого противного жира, а груди и пышные бедра остались теми же
самыми. Неудивительно, что те парни, с которыми я встречаюсь, не устают
наперебой превозносить мое тело!
Работа мне нужна только для того, чтобы у меня водилось больше денег, и еще для
того, чтобы можно было успокоить маму - сказать, что я обедаю на работе. Не то
придется заставлять себя обедать дома, а я больше не в состоянии этого делать.
Лео и Жак дали мне посмотреть несколько номеров журнала «Мир плоти». Это было
позавчера вечером. Я тут же их перелистала и начала копировать некоторые позы,
которые там показаны. Потом я танцевала, делала еще кое что из того, что
нравилось мне самой… а они смотрели во все глаза, пока все втроем мы не начали
заниматься любовью.
Знаю, все это звучит грязно, когда описываешь, но ведь я делаю лишь то, к чему
так неожиданно пристрастилась в последнее время… Сама создаю собственное шоу,
чтобы другим было интересно на него смотреть, пока перед моими глазами
разворачивается совсем другое действо. Грезя наяву, я вижу зал, полный народу -
по крайней мере, человек сто (чем больше людей, тем все происходящее кажется
приличнее, потому что в нем нет ничего запретного и дурного). Весь зал не
отрывает от меня глаз, и мужчины, и женщины. Они следят за тем, как я двигаюсь,
прислушиваясь к малейшим звукам, вылетающим из моего горла, как только внутри у
меня делается тепло… В своем воображении я вижу мужчину или женщину, иногда
обоих вместе… они сидят обязательно в первом ряду - и такие тихие тихие, тише их
нет никого во всем зале. Ну, предположим (для удобства), что сидит мужчина.
Вот я спускаюсь к зрителям, и на мне надето что то черное и прозрачное. Я беру
этого человека в первом ряду за руку и веду его за собой на сцену. Он явно не
хочет этого делать, но я тихо шепчу ему на ухо, что ничего плохого или
неприличного с ним не произойдет, за это я ручаюсь.
Затем я, также шепотом, рассказываю всем зрителям, какой это замечательный
человек и как он мне нравится - и почему. Я описываю его достоинства до тех пор,
пока он на самом деле, как это его ни забавляет, начинает верить в свою
неотразимость. Вся аудитория теперь обожает его точно так же, как я. Мой сон
наяву может и видоизменяться, но финал у него один: под конец я и мой избранник
предаемся любви на глазах публики, сидящей в зале. Иногда я получаю кайф при
мысли, что БОБ может увидеть меня в этом моем сне - увидеть и понять, наконец,
необходимость выпустить свою жертву на свободу.
Итак, я просматриваю журналы и убеждаюсь, что там печатают и некоторые из тех
идей, которые присылают читатели. Сразу же говорю об этом Лео и Жаку, и мы все
вместе разыгрываем некоторые из моих собственных фантазий, иногда приходящих мне
в голову. Почему бы тебе не послать одну из них в журнал, спрашивают они. И даже
не одну, а несколько - увидишь, что нибудь да обязательно поместят. Тогда они
обещают разыграть мою идею так, как я ее опишу в журнале, то есть так, как мне
хочется.
Их предложение мне нравится. Надо будет попробовать. И устроить специальное
вечернее шоу, продумать все заранее. Шоу в честь Лоры Палмер.
Может, я опишу одну из своих фантазий, чтобы и ты смог сам прочесть и узнать,
что именно мы планировали разыграть, если моя идея появится на страницах
журнала. Я еще, правда, подумаю, стоит ли мне делать эту запись или нет.
Некоторые фото в журналах такие… грязные. Я бы даже сказала, что чересчур, но
вместе с тем я прекрасно понимаю, почему некоторых людей они возбуждают. В
основном там изображены мужчины и женщины в разных местах - одни или с каким
нибудь диковинным фантастическим существом. На этих фотографиях время как будто,
остановилось. Там нет ни завтра, ни вчера. Нет ни часов, ни минут. Никто там не
обязан считаться ни с родителями, ни с правилами поведения. Там никогда ее
наступает утро или что нибудь еще, о чем надо было бы беспокоиться. И это мне
нравится, но на некоторых фотографиях изображены женщины, которых хватают и
насильно тащат куда то эти страшные существа. И это уже нравится мне гораздо
меньше, потому что, по той или иной причине… не знаю, по какой именно, эти сцены
напоминают мне ночные посещении БОБА. Как правило, женщины на этих картинках
слишком юные, невинные или что то вроде этого.
Я не против того, чтобы меня кто то хватал и тащил, но я люблю, чтобы при этом
меня немножко поддразнивали и чтобы можно было слегка помечтать и
пофантазировать. Мне не нравится, когда меня запугивают, лгут мне или орут на
меня, а, похоже, на некоторых из этих картинок как раз так и происходит. Мрак,
окружающий секс, вполне допустим, но за ним должна скрываться какая то тайна.
Это не должен быть мрак ада, ночных кошмаров или смерти.
Такое мне не по душе. Я люблю более светлое. Люблю, чтобы было не совсем, а
только почти плохо. Не играть с плохим, а лишь заигрывать. Чтобы око не
заполняло тебя.
Завтра надо идти покупать рождественские подарки. Господи, понятия не имею, что
кому купить. Наверное, для меня самой, это плохо - желать на Рождество коку…
целую гору белого пушистого «снежка», засыпающего меня с ног до головы.
Остальное потом.
Лора.
|
ВНИМАНИЕ!!! Вся информация предоставляется исключительно с образовательной целью.