Л. Гринспун, Дж.Б. Бакалар. Марихуана: запретное лекарство:

Сильную хроническую боль обычно облегчают с помощью опиатов и различных синтетических анальгетиков. Однако применение этих препаратов имеет ряд ограничений. Опиаты могут формировать зависимость, к тому же их дозы требуется постоянно повышать. Наиболее распространенные синтетические анальгетики - аспирин, ацетаминофен (тайленол, парацетамол) и нестероидные противовоспалительные препараты типа ибупрофена - не формируют зависимости, но и не обладают достаточно мощным противоболевым действием. Более того, они оказывают серьезное побочное действие, в том числе желудочные кровотечения, язву желудка, а при длительном приеме могут вызвать заболевания печени Или почек. В США, по статистическим данным, желудочке кровотечение и язва в результате употребления аспирина и других нестероидных противовоспалительных препаратов являются наиболее распространенными серьезными осложнениями⁵¹. Именно эти препараты, возможно, несут ответственность за 76 тысяч случаев госпитализации людей и 7600 смертей ежегодно. Сильно пьющие, то есть употребляющие ежедневно более шести унций (170 г) чистого алкоголя люди, особенно чувствительны к воздействиям нестероидных противовоспалительных средств на желудочно-кишечный тракт. Для них эти препараты все чаще замещают ацетаминофеном. Он оказывает более щадящее действие на пищеварительный тракт, но при регулярном длительном употреблении может приводить к нарушениям работы печени или к отказу почек. Ученые установили, что пациенты, которые принимают ежедневно от одной до трех таблеток ацетаминофена на протяжении года и дольше, составляют 8- 10% от всех случаев заболеваний почек в последней стадии, то есть когда для спасения жизни требуется гемодиализ или пересадка донорской почки⁵².

Казалось бы, принимая во внимание обстоятельства, ограничивающие использование опиатов и синтетических анальгетиков, специалистам стоило бы снова обратить внимание на коноплю. Однако в медицинской литературе эта тема практически не затрагивалась вплоть до 1975 года, когда в Университете Айовы было проведено одно из немногих современных исследований болеутоляющих свойств конопли. Исследование проводилось в больнице, где находились пациенты, страдающие онкологическими заболеваниями с острым болевым синдромом. Пациенты в соответствии со случайным выбором принимали либо таблетки с ТГК, либо плацебо. Больные не знали, что именно они принимают. Оказалось, что ТГК облегчал болевой синдром на несколько часов даже при дозе 5 - 10 мг, и на более длительный срок - при дозе 20 мг. В последнем случае отмечался еще и седативный эффект. При этом побочные действия были менее выражены, чем при использовании любого другого широко распространенного болеутоляющего средства⁵³.

В другом исследовании, которое проводилось в 1975 году, на выборке из 36 человек, страдающих онкологическими заболеваниями в последних стадиях, сравнивалось болеутоляющее действие кодеина, ТГК и плацебо. Кодеин (в дозировке 120 мг) и ТГК (в дозировке 20 мг) показали одинаковую эффективность. Однако некоторые больные ощущали дискомфорт, вызванный воздействием ТГК на психическое состояние. Необходимо учитывать, что больные не знали, какое именно вещество они принимали. Большинство из них никогда не пробовали марихуану и не были готовы к изменениям, происходящим с сознанием. Возможно, если бы это состояние было им знакомо, то дискомфорта бы они не испытывали⁵⁴.

В том же году канадские ученые исследовали болеутоляющий эффект курения марихуаны на выборке здоровых людей, половина из которых ранее пробовала употреблять коноплю. Исследование показало, что после курения марихуаны значительно понизилась их чувствительность к боли, вызванной нажимом на ноготь большого пальца руки. При этом обезболивающий эффект был сильнее у тех испытуемых, кто курил марихуану в прошлом⁵⁵.

Конопля может быть особенно эффективна при лечении некоторых определенных типов хронической боли. Далее следует история человека, страдающего псевдопсевдогипопаратиреозом⁵⁶. При этой болезни происходит образование костных шпор, которые врастают в мышечную и нервную ткань, вызывая мучительнейшую боль.

Ирвин Розенфельд - биржевой брокер из Норт-Лодерхилла, штат Флорида. Ему 42 года. Вот что он рассказывает:

У меня была возможность радоваться детству до десятилетнего возраста. Во время матча детских бейсбольных команд я вышиб одного игрока, и у меня ненадолго отнялась рука. Расстроенные родители отвели меня к врачу, где сделали рентген руки. На снимке был виден сросшийся перелом и множество осколков кости. Все это выглядело абсурдным по той простой причине, что я никогда не ломал руку. Доктор отправил нас к хирургу-ортопеду. Тот был столь же удивлен снимком и направил нас в детскую больницу Бостона. После всестороннего обследования врачи пришли к заключению, что я страдаю врожденным множественным хрящевым экзостозом. Это редкое заболевание, при котором на костях образуются выросты (шпоры), врастающие либо в окружающие мышцы и нервную ткань, либо внутрь, в глубь кости.

Врачи детской больницы обнаружили у меня более 250 таких костных опухолей в костях рук, ног и таза. Потенциально любая из них могла превратиться в злокачественную. Однако удалить хирургическим путем такое количество было все равно невозможно. Стремительный и беспорядочный рост костей вызывает сильную боль и может искалечить человека. Костные шпоры давят на сосудисто-нервные пучки, препятствуют нормальной работе мышц. Острые осколки шпор разрывают мышечную ткань и вызывают внутренние кровотечения. Неожиданное появление шпор и их стремительный рост может нарушить нормальное развитие и вызвать деформации, способные искалечить человека. Правда, слава Богу, множественный хрящевой экзостоз мучает человека не всю жизнь. Как только лет в семнадцать человек перестает расти, прекращается и развитие костных шпор. Теоретически, болезнь должна совсем пройти, если, конечно, до этого больной не истечет кровью до смерти и не станет калекой.

Чтобы этого не случилось, в возрасте от десяти до семнадцати лет мне сделали три операции на левой ноге и одну - на правом запястье. Тем не менее день ото дня я продолжал сталкиваться с проблемами внутренних кровотечений и разорванных мышц. К двенадцати годам я часто не мог ходить и вести обычную жизнь. В восьмом классе мне пришлось уйти из школы. К экзаменам меня готовили лучшие репетиторы штата Виргиния. Иногда я мог ходить и даже бегать, но обычно я передвигался еле-еле. Боль была постоянной и зачастую непереносимой. К четырнадцати годам для обезболивания мне требовались мощные наркотические препараты. В девятнадцать лет я ежедневно принимал сопор (метаквалон, мощное седативное средство) по 300 мг и дилаудид (гидроморфон, наркотик группы опиатов) в больших дозах. Эти препараты облегчали боль, но вместе с тем притупляли ум и мешали жить. У меня не образовалось зависимости, но я все время чувствовал себя чрезвычайно утомленным и временами "выпадал из реальности". Стоило мне снизить дозу, чтобы в голове прояснилось, как боль возвращалась. Все, что я помню помимо боли - это ожидание того, когда же, наконец, я перестану расти.

В семнадцать лет обследование и рентген показали, что опухоли перестали расти. Несмотря на то, что боль еще сохранялась, я почувствовал, что кризис уже миновал и вскоре мое состояние стабилизируется. Но потом, когда мне исполнилось двадцать лет, на правой лодыжке образовалась очередная крупная шпора. Врачи решили, что это было отсроченное проявление остаточного роста. Шпору удалили. Мне сказали, что это, возможно, последняя опухоль в моей жизни. Однако она появилась вновь и росла поразительно быстро. Шпора выросла вверх на пять дюймов (13 см), образовав костный мост, соединивший лодыжку со стопой. Опухоль была слишком большой, чтобы ее можно было удалить. Врачи решили ампутировать мне правую ногу выше лодыжки.

Именно тогда я впервые усомнился в своих врачах. Уже было абсолютно ясно, что опухоли продолжают расти, развиваются новые шпоры. Если бы я согласился на ампутацию тогда, что мне пришлось бы ампутировать в следующий раз? Руку? Часть другой ноги? Я просто сказал нет. Никаких ампутаций. Если эта быстро растущая опухоль станет злокачественной, значит, так тому и быть. Я был слишком молод, чтобы оставаться калекой на всю, пусть даже и короткую, жизнь. Я решил жить с полным комплектом органов как можно дольше.

Когда мне было 22 года, другая опухоль выросла на моей тазовой кости и вросла в пах. Ее удалили. Тем временем я пытался найти другие объяснения природы своего заболевания. Я консультировался со специалистами клиники Мейо, медицинского колледжа Университета Виргинии, Национального института здоровья и Национального института онкологических заболеваний. Все это оказалось равно бесполезно. К этому времени я поглощал лекарства в огромных количествах. Ежемесячно я принимал 140 таблеток дилаудида, 30 или более таблеток сопора, десятки таблеток мышечных релаксантов и других лекарств. Я был совершенно измучен и часто не мог найти себе места. Мне было трудно жить нормальной жизнью: принимая достаточно лекарств, чтобы победить боль, я с трудом мог сосредоточиться на работе.

Из-за этого я стал яростным противником наркотиков. В средней школе я написал серию очерков, направленных против незаконного употребления наркотиков. Я не мог понять, как могли здоровые люди вводить в свой организм наркотики ради забавы! С таким вот настроением я поступил в колледж во Флориде. Почти все там курили марихуану. Поначалу я был жестким противником "экспериментов" с марихуаной. Я уже "экспериментировал" с таким количеством наркотических препаратов, что мой организм едва с ними справлялся. Однако под давлением сокурсников и я начал курить марихуану на вечеринках. И даже тогда я понятия не имел, что подразумевают люди, когда говорят о "кайфе". Возможно, я не испытывал этого ощущения из-за того, что большую часть своей жизни принимал гораздо более сильные наркотики.

Однажды вечером мы с другом курили марихуану, играя в шахматы. Из-за опухолей на задних сторонах ног я не мог сидеть дольше пяти или десяти минут. Но в тот раз я был так поглощен игрой, что сидел на месте более часа и не испытывал боли. Я почувствовал себя в роли человека, разгадывающего головоломку типа "Найди ошибку в этой картинке". Если вы обречены постоянно мучиться от боли, а она вдруг исчезает, то вы, конечно, начинаете спрашивать себя, почему это произошло. В тот вечер я не делал ничего необычного, за исключением курения марихуаны. Я вовсе не ставил перед собой задачу доказать, что она помогает. Просто через некоторое время стало очевидно, что даже в небольших количествах марихуана дает такой обезболивающий эффект, которого мне ранее не удавалось добиться.

Я рассказал об этом своему врачу, и он предложил мне курить марихуану на протяжении шести месяцев. Если по истечении этого срока она все еще будет помогать, мы вернемся к обсуждению данного вопроса. В течение следующих шести месяцев я регулярно ее курил. Она не только лучше облегчала боль, но и коренным образом ослабила мою зависимость от опиатов и снотворных препаратов. Стена между мной и миром стала ниже, я смог вести нормальную жизнь.

Шесть месяцев спустя я обсудил результаты с моим врачом, и мы стали обдумывать пути легального получения марихуаны. К несчастью, вскоре после этого он умер, и мне пришлось искать нового врача. Я написал письмо дяде, который работал педиатром в Коннектикуте. Он выслал мне много материалов по использованию марихуаны в медицине. Правда, он представления не имел о том, можно ли каким-то образом получать ее на законных основаниях.

Я вернулся туда, где вырос, то есть в Портсмут, штат Виргиния, и открыл мебельный магазин. На этой работе мне приходилось проводить на ногах день-деньской, постоянно передвигая мебель. Почти ежедневно у меня случались разрывы мышц и кровоизлияния. В любой момент это могло привести к серьезным неприятностям. Получив от дяди материалы, я отнес их в полицейский участок Портсмута и объяснил его начальнику, в каком положении нахожусь. Я сказал, что опасаюсь покупать марихуану на улице, и попросил дать мне разрешение на курение той марихуаны, которую полиция конфискует во время обысков. Начальник полиции сказал, что подумает об этом. Поговорив с людьми (а моих родителей в маленьком Портсмуте все уважали), он сообщил, что не может позволить мне курить конфискованную марихуану, но зато его люди не будут меня беспокоить, если я не стану продавать травку, а буду лишь покупать ее в медицинских целях. Он поставил одно условие: я никому не должен рассказывать о нашем соглашении. Я принял предложение и поблагодарил начальника полиции.

Когда я пришел в приемную моего нового врача, он тщательно осмотрел меня и обобщил увиденное: необычно большой мизинец на одной руке, руки выгнуты внутрь, шея чересчур короткая и так далее. Потом, глядя на меня, он сказал: "Псевдопсевдогипопаратиреоз". Я засомневался, все ли с ним в порядке. Он достал книгу с полки и прочитал мне подробное описание моего заболевания. Все сходилось, даже в отношении множественного хрящевого экзостоза. Врач неожиданно замолчал, и я спросило причине этого. Он ответил, что шпоры будут расти у меня всю жизнь, и каждая может стать злокачественной в любой момент. Тогда рак очень быстро распространится, и я умру. Если же меня не убьет рак, то шпора может пронзить позвоночник и меня парализует. Или она прорвет артерию, и я истеку кровью. Или врастет в какой-нибудь внутренний орган и разрушит его, при этом, возможно, убив меня. Кроме того, боль станет невыносимой.

Я спросил врача, знает ли он что-нибудь об использовании марихуаны для облегчения боли и мышечных спазмов. В свою очередь он спросил, что известно об этом мне. Я отдал ему материалы, полученные от дяди. Врач пообещал просмотреть их и сказал, что будет наблюдать меня и дальше. Однако он не знал, каким образом можно добиться разрешения на легальное получение марихуаны. Мне он очень понравился. Он не только оказался первым специалистом, который распознал мое заболевание, но еще и не отверг сразу вероятность того, что марихуана может мне помочь. Он сказал, что при желании я могу продолжать курить ее и советоваться с ним, если у меня возникнут какие-нибудь сложности. Тем не менее мне было абсолютно ясно, что он сомневался в медицинских свойствах марихуаны и объяснял ее действие эффектом плацебо.

Еще несколько лет (1976-1979) я продолжал курить марихуану нелегально. И хотя арест мне не грозил, финансовые трудности были весьма ощутимыми: ежегодно я тратил на марихуану не менее трех тысяч долларов. Мой доктор согласился помочь получить официальное разрешение, если я точно узнаю, что для этого нужно делать. Он поставил единственное условие: его имя не должно быть связано с этим. Слишком большая шумиха была поднята вокруг этого вопроса, и врач не хотел рисковать карьерой, получив известность "доктора травки". Будучи частнопрактикующим врачом, он имел право выписать мне морфин, но не мог выписать марихуану. Ситуация, сводящая с ума.

Он сказал, что ему некогда заполнять кучу формуляров, составлять тщательно продуманные протоколы исследований и скрупулезно выполнять все требования Управления по контролю за продуктами и лекарствами и других федеральных агентств, контролирующих марихуану. Однако он согласился поставить свою подпись, если я проделаю всю подготовительную работу, добуду уже заполненные формуляры и свяжусь с соответствующими ведомствами. Я не мог себе представить, насколько тяжело и медленно все это будет продвигаться. Мне пришлось сделать сотни телефонных звонков, а процесс затянулся не на недели и даже не на месяцы, а на годы.

В соответствии с законодательством Управление по контролю за продуктами и лекарствами обязано ответить на запрос о программе исследований новых лекарств в тридцатидневный срок. Не получив ответа и спустя сорок пять дней с момента подачи нашей с врачом заявки, я позвонил в Управление. Там мне вежливо ответили, что с программой возникли трудности, но не стали объяснять, какие именно, поскольку, в конце концов, я был всего лишь одним из пациентов. Они сказали, что свяжутся с моим доктором, как только будут готовы. Спустя еще какое-то время в Управление по контролю за продуктами и лекарствами позвонил мой врач, но получил столь же туманный ответ. Потребовалось еще несколько месяцев и множество моих звонков, чтобы чиновники разъяснили моему врачу, какие у них возникли проблемы. Все они были легко разрешимы. У меня возникло ощущение, что правительство просто надеялось измотать моего врача бумажной волокитой, чтобы он отозвал свою заявку. Управление по контролю за продуктами и лекарствами определенно не выказывало заинтересованности в программе исследований новых лекарств, и еще меньше интересовалось моим благополучием.

С момента подачи первой заявки прошел целый год, прежде чем мой запрос был удовлетворен, и семнадцать месяцев, прежде чем я впервые получил марихуану. Для того чтобы подтвердить позитивное воздействие марихуаны, мы должны были проводить скрупулезные измерения. Например, раз в неделю я должен был приходить к моему врачу, чтобы сделать электромиограмму, которая показывала степень напряженности и спастичности мышц. Пока снимались данные, я шел на стоянку и выкуривал одну или две сигареты с марихуаной. После этого я возвращался в кабинет и снова проходил ЭМГ.

Я легально курю марихуану с двухпроцентным содержанием ТГК по десять сигарет в день на протяжении четырех с половиной лет. Лишь однажды у меня были неприятности с законом. Это случилось, когда я ездил по делам во Флориду. Я целый день провел на ногах, и у меня не было возможности выкурить достаточное количество марихуаны, поэтому к вечеру ноги начали болеть. Деловой ужин должен был состояться в банкетном зале отеля. Я представления не имел, как мне вести себя, чтобы не задеть чьих-либо чувств. Однако я заметил, что окружающие курят обычные сигареты, и тоже решил закурить. Жена предложила мне курить марихуану в мужском туалете: там нет лишних глаз, и я никого этим не потревожу. Так я и сделал. Пока я курил, вошел уборщик. Он почувствовал запах марихуаны и попросил дать ему сделать пару затяжек. Я отказал, он рассердился и вышел.

Лишь несколько минут спустя я понял, насколько его разозлил мой отказ - в мужской туалет нагрянула полиция нравов. После стремительной операции полицейские начали задавать вопросы. Мои деловые партнеры пришли в смятение, увидев, как меня выводят из туалета. Я объяснил, что в лечебных целях употребляю марихуану, которую мне на законных основаниях предоставляет правительство. Мне сказали, что это не имеет никакого значения, поскольку марихуана запрещена законодательством штата Флорида.

Меня арестовали и поместили в камеру. При входе в полицейский участок я споткнулся о бетонную ступеньку, упал и повредил кровеносный сосуд. Началось кровоизлияние. Крови не было видно, но колено распухло, и я не мог идти. Полицейские столпились вокруг меня, приказали подняться и стали доставать резиновые дубинки. Я чувствовал себя героем второсортного боевика.

Мне все-таки удалось убедить полицейских в том, что я действительно не могу подняться и нуждаюсь в медицинской помощи. Позвали медсестру. Она позвонила врачу, и он сказал ей, что, судя по всему, ничего серьезного со мной не произошло. Я просил отвезти меня в больницу, но полицейские не согласились. Меня посадили в инвалидное кресло и отвезли в камеру. У меня конфисковали семь сигарет с марихуаной, которые я получил от Национального института токсикомании, и предъявили обвинение в хранении наркотиков. Меня сфотографировали и сняли отпечатки пальцев. Я внес 250 долларов залога и попросил отдать мне сигареты с марихуаной, но мне сказали, что они удержаны в качестве вещественных доказательств. Я не стал настаивать, ведь в номере отеля у меня был большой запас (около 300 сигарет) Так как полицейские даже не пытались получить ордер на обыск, они явно забеспокоились, что совершили ошибку.

Арест произошел в пятницу вечером. В понедельник утром мне удалось связаться с адвокатом Управления по контролю за продуктами и лекарствами, который пообещал все уладить. В скором времени власти Флориды уведомили меня, что не будут передавать дело в суд и уничтожат запись о моем аресте. Мне вернули деньги, но не сигареты с марихуаной.

Из ежегодных отчетов моего врача перед Управлением по контролю за продуктами и лекарствами, а также из собственного опыта я знаю, что марихуана эффективно облегчает боль и позволяет сократить употребление обычных (и гораздо более вредных) препаратов, таких, как сопор, дилантин (дифенин) и дилаудид. Есть только одна проблема - время от времени Национальный институт токсикомании не выполняет своих обязательств и поставляет марихуану, которая слабее оговоренной нормы. Когда это происходит, мне приходится выкуривать столько сигарет, что начинают болеть легкие. Больше никакого серьезного побочного действия я не знаю.

Карен Росс описывает роль марихуаны в лечении боли и других симптомов, которые наблюдаются после операций на головном мозге:

В 1988 году мне сделали операцию по поводу олигодендроглиомы - злокачественной опухоли мозга⁵⁷. Спустя два дня после операции я прочитала статью в Boston Globe, рассказывающую о применении марихуаны в медицине, особенно при химиотерапии и лучевой терапии рака. До своей ужасной болезни я курила марихуану в умеренных количествах, и вскоре мне предстояло пройти лучевую терапию, поэтому я обратила пристальное внимание на эту статью.

После операции мне назначили противовоспалительный препарат дексаметазон для того, чтобы снять отек в мозге, и зантак (ранитидин), чтобы дексаметазон нанес не слишком большой вред желудку. В считанные дни после возвращения домой у меня начались очень сильные приступы тревоги. Порой мне казалось, что я схожу с ума. Иногда у меня было ощущение, что грудная клетка вот-вот вскроется или будет раздавлена. Мой слух обострился настолько, что я слышала, как поднимаются пузырьки в содовой. Речь стала невнятной, я плохо различала звуки, так что чужая речь казалась мне неразборчивым бормотанием, если только люди не обращались непосредственно ко мне. Часто мне приходилось читать по губам. Чтобы облегчить эти симптомы, мой врач назначил мне транквилизатор ксанакс (альпразолам) и антидепрессант элавил (амитриптилин). Лекарства мне немного помогали, но мое самочувствие все равно нельзя было назвать хорошим.

Мои близкие достали немного марихуаны, и я стала курить ее, продолжая принимать ксанакс и элавил. Я делала не больше двух затяжек пару раз в день. Я заметила, что марихуана помогала мне расслабляться. Она направляла мое внимание таким образом, что я становилась менее тревожной и спокойно отдыхала. Кроме того, она снижала внутричерепное давление лучше дексаметазона. "Кайфа" я не испытывала. Я постоянно пребывала в состоянии эмоционального и физического переутомления, а марихуана возвращала меня в нормальный ритм жизни и приносила успокоение. Постепенно мне удалось сократить употребление ксанакса и полностью прекратить прием элавила.

Спустя полтора месяца после операции я начала шестинедельный курс лучевой терапии. Лечение проходило пять раз в неделю. Я курила марихуану перед каждым сеансом и после него. Это позволяло мне засыпать на время процедуры. Кроме того, марихуана снимала стягивающее ощущение и покалывание в голове после сеансов.

Принимая дексаметазон, я прибавила 65 фунтов (29 кг). Еще у меня появилась мышечная слабость, особенно в коленях, началась бессонница, перепады настроения и изменения личности, образовался дефицит калия, стали расти волосы на лице. Когда через шесть недель после окончания лучевой терапии дексаметазон наконец отменили, мой вес почти нормализовался, а силы вернулись. Речь тоже стала четче (я по-прежнему очень чувствительна к шуму, и мне приходится читать по губам, чтобы понять, о чем идет речь).

Все это время я продолжала курить марихуану. Мне даже удалось снова начать работать неполный день, но вскоре после этого марихуану стало невозможно достать. Ко мне вернулись головные боли, внутричерепное и внутриглазное давление, онемение лица, приступы тревоги и расстройство речи. Исследование мозга показало, что опухоль не изменилась. Стоило мне достать марихуану и покурить, как в тот же день все симптомы исчезли. Через пару месяцев я опять осталась без марихуаны, и симптомы вернулись с точностью часового механизма. Теперь я точно знала, в чем дело. Друзья достали немного травки, и я снова пришла в норму. Я стала понемногу прикупать ее то тут, то там, чтобы все время иметь небольшой запас.

Я сказала своему лечащему врачу о том, что курю марихуану для облегчения головных болей, давления и нарушений речи. Он ответил, что не может одобрить этого, особенно по причине того, что марихуана запрещена законом. Однако он не пытался помешать мне. К тому времени мне удавалось справляться с головной болью благодаря регулярному приему тайленола (парацетамола), ксанакса и употреблению марихуаны. В среднем одной сигареты мне хватало на три или четыре дня. Бывали дни, когда я вообще не курила.

Спустя десять месяцев у меня вновь закончилась марихуана. Головная боль и тревога вернулись опять. Я начала принимать тайленол с кодеином. Тогда я как раз упаковывала вещи, готовясь покинуть дом, в котором прожила двенадцать лет. Я думала, что проблемы со здоровьем могли быть как-то связаны с этой стрессовой ситуацией. Я сообщила об этом своему онкологу, и он предложил провести сканирование головного мозга. Никаких изменений обнаружено не было.

Позднее я встретилась со своим невропатологом. К тому времени внутричерепное давление повысилось, головная боль усилилась, а речь стала еще менее четкой. Врач пришел к заключению, что у меня припадки, и назначил дилантин (дифенин), который мне совсем не помогал. Мое состояние ухудшалось, появилась бессонница, сознание путалось, а координация движений была нарушена. Я потеряла веру в себя и озлобилась. Доктор снова прописал дексаметазон. Это тоже не помогло. Врач сказал, что я уже прошла максимально допустимый курс лучевой терапии. Опухоли такого типа не поддаются химиотерапии, эффективность еще одной операции также вызывала сомнения. Когда мы с мужем вышли из приемной, у нас было такое ощущение, как будто на плечах лежит 250 фунтов кирпичей. Два дня спустя к нам в гости пришли друзья и принесли немного марихуаны. Я сделала пару затяжек. Уже через десять минут исчезло давление на глаза, перестала болеть голова, онемение лица прошло, а речь снова стала нормальной.

Спустя четыре дня после визита к невропатологу мы с мужем вновь пошли на прием к онкологу. Он сказал, что новая технология лучевой терапии дает мне возможность проходить ее и в дальнейшем, а в качестве последнего средства всегда можно будет прибегнуть к операции. Тяжесть, придавившая нас К земле, немного уменьшилась. Врач отметил улучшение моего состояния, и я рассказала ему о марихуане. Он ответил: "Я не собираюсь ни запрещать, ни рекомендовать это средство, но раз уж оно действительно помогает, то кто же я буду, если стану мешать?"

Так мы это и оставили. Я решила прекратить прием всех назначенных лекарств: дилантина, дексаметазона и тайленола. Я приняла такое решение не только потому, что они не помогали, но и потому, что опасалась побочных эффектов. Марихуана же не оказывала заметного побочного действия.

На следующее утро после визита к онкологу я снова позвонила моему невропатологу. Ему было приятно услышать, что моя речь нормализовалась, а голос зазвучал бодрее. Я сказала, что улучшение не имеет ничего общего с лекарствами, которые он назначил, и что больше я не собираюсь их принимать. Как я и ожидала, он ответил, что не одобряет моих методов, так как марихуана запрещена законом. Он продолжил: "Но если ваше решение действительно таково, я все равно не могу вам помешать". Спустя пару недель мы с мужем снова встретились с этим врачом и опять рассказали ему обо всем. Он отнесся к нашим словам скептически и высокомерно, посоветовал мне "в таком состоянии" не садиться за руль и сказал, что марихуана вызывает нарушения кратковременной памяти. Он вел себя так, будто я только и делала, что целыми днями валялась "под кайфом". Я пыталась объяснить ему, что курю только утром и вечером или же в тех случаях, когда симптомы заболевания проявляются особенно сильно, и что я вообще никогда не испытывала "кайфа". Я думаю, что реакция врача объясняется моим намерением самой решать, что полезно при моем состоянии.

Мы решили подыскать другого доктора, который был бы не столь упрям, ограничен во взглядах и пессимистичен, а также лучше осведомлен о современных методах лучевой терапии. Я хочу жить так, чтобы каждый день приносил надежду, счастье и все то, что дает жизнь. Я знаю, что мои проблемы далеко не закончились, возможно, им вообще не будет конца. Но я также знаю, что есть средство, которое позволяет мне управлять своим состоянием и жизнью, и не желаю вести себя так, словно такого средства не существует. Я буду и дальше лечиться собственным методом, частью которого является марихуана.

Ирония объявления конопли вне закона состоит еще и в том, что наилучшей альтернативой ей среди способов облегчения боли являются опиаты, от которых формируется зависимость. Нам прислала свою историю женщина, страдающая мелореостозом - редким и неизлечимым заболеванием, которое сопровождается очень сильными болями в суставах. Когда у нее обнаружили эту болезнь, врач назначил дарвоцет - комбинацию пропоксифена (синтетического опиата) с ацетаминофеном (парацетамолом) и кодеином. Прежде чем женщина начала курить марихуану, ей приходилось принимать до пятнадцати таблеток дарвоцета в день. Она обнаружила, что "если покурить марихуану, когда боль только начинается, то она просто исчезает. Если же этого не сделать, то боль нарастает очень быстро, меня начинает из-за этого тошнить и бросать то в холодный, то в жаркий пот". Обычно женщине удавалось контролировать боль, выкуривая в день по одной или две папиросы. "Однако марихуана - это товар, который можно купить лишь на черном рынке. Когда же месячный доход составляет всего 444 доллара, невозможно обеспечить себя ею в достаточном количестве, ведь приходится платить в среднем 75 долларов за четверть унции (7 г). Я не должна вести жизнь преступника из-за невежества политиков. Я постоянно трясусь от страха, что полиция может нагрянуть с обыском. Неужели я могу потерять дом и детей только из-за того, что смогла найти средство, которое дает мне возможность справляться с болезнью?"

Будучи молодой женщиной 32 лет, матерью троих маленьких детей, она обратила внимание, что конопля, в отличие от больших доз опиатов, не мешает ей выполнять свои обязанности: "Каким-то образом марихуана успокаивает мою нервную систему и позволяет мозгу нормально функционировать. Дарвоцет и тайленол превращают меня в другого человека. Я просыпаюсь одурманенной, занимаюсь делами и засыпаю с этим же ощущением. Я удаляюсь от семейной жизни, потому что в таком состоянии я даже не способна просто посидеть рядом с детьми или прочесть им сказку. Как всякая мать, я не могу позволить себе жить в этом дурмане". Рассказ этой женщины перекликается с точкой зрения на применение конопли, распространенной в XIX веке. Тогда считали, что хотя конопля и уступает опиатам в силе обезболивания, зато сопровождается меньшим числом серьезных побочных эффектов и не вызывает зависимости.